Три кварка (сборник) - Страница 78

К оглавлению

— Ты рассказывал про это Педро? — спросил Ленивец.

— Я ему все написал и оставил немножко ягод «бонц».

— А сам ты не захотел с ними возиться?

— Нет, наркотики — это не по мне. Золото — другое дело. Металл чистый, благородный.

В каюту вошла донья Мимуаза.

— Вот, — она поставила банку на пол в центре между тремя собеседниками, — я пошла.

— Снимай ботинок, Андрэ, — сказал Дик.

Живчик скинул ботинок, приподнял стельку, извлек из-под нее плотную пачку банкнот и протянул их Дику. Пока кладоискатель пересчитывал ассигнации, Ленивец открыл банку и заглянул внутрь.

— Совсем как кофе. Настоящий Red Circle — первый сорт. И пахнут так же.

— От такого кофе ты, брат, на седьмое небо заберешься и забудешь, как оттуда спуститься. Хорошо, — Дик спрятал деньги в карман куртки. — А теперь, Андрэ, скинь второй ботинок.

— Какого дьявола?! — Живчик взвился в воздух и схватился за карман, но в руке Дика уже предупредительно поблескивал вороненый ствол.

Ленивец изумленно смотрел на Живчика.

— Вельо?! — в голосе толстяка звучала угроза.

— Даже так?! Ну и тут ты отличился, вельо, — Дик укоризненно покачал головой. — Это уж никуда не годится. Товарища подводишь.

— Мне деньги нужны, — захныкал Живчик, садясь и снимая ботинок. — Жрите!

Дик извлек из второго ботинка Живчика пачку денег раза в полтора толще первой. Ленивец молча наблюдал. Белые желваки двигались на его небритых щеках.

Рибейра разделил вторую пачку денег на три равные стопки. Одну он протянул Ленивцу, вторую — Живчику.

— Всем нужны деньги, — примирительно сказал он. — Но шестьдесят процентов комиссионных, сам понимаешь, парень, многовато даже для старого гангстера. Я уже не говорю о том, что вы сэкономили на билетах и других мелочах. То ваши чистые деньги. Педро мог бы ловить меня, не тратясь на комфорт для своих помощников. Но это не мое дело. Говорят, Толстый Педро сильно изменился?

— Сильно, — хором ответили довольные гангстеры.

— Журналы читает, — разъяснил Ленивец.

— Какие журналы? — спросил Дик.

35

Светло улыбнувшись, доктор Трири сложил листы газеты и ласкающим движением опустил их на лакированный столик.

Он поднялся из низкого теплого кресла, сплел пальцы за спиной на манер сложного морского узла, поднял лицо к потолку и медленно закружился вокруг стола, на котором в струях кондиционированного воздуха точно живая шевелилась газета.

«Вот, оказывается, каким они меня увидели…

Проповедник наслаждения, апологет теории экстаза обладает, как пишут они, каучуковым позвоночником и бледным маленьким личиком. У него, пишут они, длинные, жирные, немытые волосы битлза, желтоватые белки глаз, хрустящие суставы и плохие манеры. Их охватило, как они пишут, ощущение несвежести, немытости, затхлости.

Они, оказывается, были шокированы его несовременностью. Это одеяние, эти духи из тех сортов, которыми сбрызгивают покойников. С примесью ладана. Пфуй! Фи! Фе…» Доктор Трири сложил губы трубочкой, выдохнул воздух и вновь светло улыбнулся.

«Таким увидели вы меня.

А я?

С ваших губ тогда еще не был стерт парафинистый жир бифштексов, которыми вы заправлялись перед тем, как втиснуться в толпу слушателей. В ваших глазах еще не отстоялась непрозрачная желтая взвесь опьянения. Ваши языки еще не слушались вас и лежали в ваших зловонных ртах тяжелые, сырые, словно вылепленные из теста. Но вы уже были готовы лгать, издеваться, извращать и разносить эту ложь по всему миру на полупрозрачных страницах своих газет. Мелкие, злые репортерские шавки. Ничтожные рабы ничтожных целей. Вам ли судить меня?

Мне ли внимать вашему бреду?»

Доктор Трири свернул газету трубкой и осторожно опустил ее в корзинку для бумаг.

«Статья лжива, но она ранит — что-то во мне затронуто, и оно требует немедленного успокоения. Уверенность не поколеблена, но равновесие слегка нарушено. Стрелка чуть дрогнула, это опасно. Где мое оружие? Где мои записи? Они мне помогут. Эскизы, которым, быть может, и не суждено стать картинами. Тезисы нереализованных трудов. Мечты, вплетенные в реальность. Кто знает. Грядет день, и тогда зазвучат колокола, в которые сейчас никто не верит.

Мы подождем, мы посмотрим. Но ждать мы будем, не сложа руки. Смотреть, не закрывая глаз…» Доктор опустился на колени, распахнул чемодан, извлек оттуда четыре толстые тетради в пластиковых переплетах.

«Один вид их уже успокаивает.

Почему? Ведь там нет ничего, кроме слов.

Но каждое из этих слов грозит взрывом».

Доктор Трири торопливо отвернул первые страницы тетради…

«Эпоха I. Отрицание.

Они были известны давно. Нити, связывающие их с древностью, протянулись через тысячелетия. У них не было первооткрывателя-одиночки, честь и бесчестье их познания принадлежат всему человечеству. Они взращивались втайне, перерабатывались под секретом, распространялись со страхом, употреблялись с оглядкой, и только результаты их всегда становились явными. Древнегреческий город Меконе (город Мака), Персия, Лаос, Бирма, Индокитай.

Они влеклись за человечеством по кривым дорогам, словно тени. Имя им — наркотики. Еще в прошлом веке они казались ужасными и очаровательными, притягивали и отталкивали одновременно. Двадцатый век сдул с наркотиков романтическую пыль. Атрибут султанского дворца, Монте-Кристо и Овода стал прозаическим предметом научного исследования. Медики постепенно включили их в свой арсенал снотворных и обезболивающих средств. Химики взялись воспроизвести их в своих колбах.