Три кварка (сборник) - Страница 25

— Видите, какой у нее узор? — спросил Володя, указывая на медузу.

— Что-то вроде черного крестика.

— Это медуза гонейма — крестовичок. Для аквалангистов она страшнее акул и кальмаров.

— Это крохотулька? — недоверчиво спросил Мухин.

— Она самая. Прикосновение к ней вызывает ожог, который приводит к параличу, а иногда даже убивает.

В иллюминаторе становилось все темнее. Красные плавки аквалангиста казались уже коричнево-зелеными. Мелькнула стремительная голубая торпеда: кета или чавыча.

Аквалангисты в последний раз помахали им и отстали.

— Да, вот он, предел человечьей власти, — тихо сказал Мухин. — Не пускает нас море — вот и все. Планеты новые покорим, может, и к звездам слетаем, а на своей же земле, в глубинах океана, нам нет места.

— Мы-то ведь с вами и дальше вниз идем. Или вот Пикар, например, на одиннадцать километров вглубь спустился! Свыше тысячи атмосфер давления. Но выдержал, победил человек.

— Все это не то, Володя. Нужно не в батисферах, не в скафандрах море покорять, а так, как аквалангисты, в чем мать родила, только тогда проникновение в глубины сможет стать массовым, только тогда мы освоим океанское дно. Ведь семьдесят один процент территории планеты под водой. Кому, как не мне, геологу, понимать это?

— Придет время, освоим, — неуверенно протянул Володя, — сейчас над этим работают. У нас в институте, например, в лаборатории океанической бионики.

— А что они там делают?

— Изучают приспособляемость животных к большим глубинам.

— Ах, изучают! Ну, значит, не скоро удастся человеку дно босыми ногами пощупать.

Батискаф достиг глубины, куда уже не попадают солнечные лучи.

В черноте иллюминатора, точно алмазы на бархате, вспыхивали светящиеся животные. Выпустив розовое горящее облачко, проплыла светящаяся, как будто абсолютно прозрачная, креветка.

— Ишь ты! Точно на рентгене, — восхитился Мухин.

— Да, глубины живут… Жизнь, она везде есть.

Мухин взглянул на потенциометр. До дна было еще далеко.

Когда гайдроп, наконец, коснулся дна, а вслед за этим мягко опустился и сам батискаф, поднялось плотное облако мути, закрывая от глаз заповедные тайны дна. Сквозь него не мог пробиться даже луч мощного прожектора.

Под напускным равнодушием Мухина таилось то же жгучее любопытство, которое откровенно горело в глазах Володи. Много долгих томительных секунд прошло, пока исследователи, наконец, увидели, как прожекторный луч постепенно тает где-то далеко-далеко, а не упирается в коричневую завесу мути.

Володя начал медленно вращать штурвал. Луч наклонился и тихо полился вдоль самого дна. Свет вырывал из черного мрака вечной ночи яркие красочные пятна. И такое великолепие пропадает даром, подумал Володя. Зачем все это буйство красок там, где никогда не бывает светло? Хорошо знакомый с глубоководной фауной, он все же поразился ее разнообразию и богатству.

Точно отлитые из хрусталя, переливались в свете прожектора стеклянные губки. Крикливые и вызывающие, высились горделивые колонии восьмилучевых кораллов. Пресмыкаясь в мягком недвижном иле, шевелились клешни десятиногих раков. И всюду, как кактусы в мексиканской пустыне, ощетинивались иглами разнообразные представители семейства голотурий.

Володя выключил прожектор. Настала глухая тьма, точно на иллюминатор набросили черную штору. Когда глаза немного привыкли, в этом царстве ночи нашлись и свои звезды: это были фосфоресцирующие животные и светящиеся шкалы многочисленных приборов.

Где-то далеко впереди скорее угадывалось, нежели виделось тусклое багровое зарево подводного извержения.

Мухин включил моторы. Батискаф медленно поплыл к эпицентру.

Открывшееся зрелище сначала разочаровало людей. В том месте, где расплавленная лава соприкасалась с водой, мгновенно появлялась мутная оболочка пара. Сжатый чудовищным давлением, раскаленный пар образовывал огромный молочный пузырь, светящийся красновато-фиолетовым светом.

— Совсем не так, как у Жюль Верна. А?

— Ничего, сейчас будет так, — весело ответил Мухин, включая приборы инфракрасного видения.

Жерло было скорее белым, нежели красным. Вулкан изредка выбрасывал вверх огромные глыбы камня и тучи раскаленной мути.

С двух сторон медленно стекала лава, которая быстро гасла и застывала, охлаждаемая плотными массами воды. Клокотанье и грохот распространялись в воде, и людям казалось, что батискаф гудит, как колокол, по которому дюжие молодцы колотят кувалдами.

До кратера, на глаз, было метров семьдесят. В воде расстояния обманчивы, и Володя сделал поправку на одну треть. Но все равно разверзшийся зев был опасно близок, хотя температура возросла едва на градус. Мухин включил кинокамеру. Он хотел подвести батискаф еще ближе, но голос за спиной заставил его обернуться.

Володя стоял с раскрытым ртом и, выпучив глаза, молча указывал на иллюминатор. «Трещина», — подумал было Мухин и хотел уже закрыть иллюминатор стальной, непроницаемой заслонкой. Но сначала все же посмотрел по направлению Володиной руки.

Прямо перед ними, метрах в семи-восьми, стоял человек. Его силуэт четко вырисовывался в инфракрасных лучах.

Мухин рванул рубильник и переключил инфракрасное освещение на видимый свет. В спину человеку ударил могучий бело-голубой сноп. Человек обернулся и, щурясь от яркого огня, пошел к батискафу.

Исследователи приникли к стеклу. Они ясно видели высокого, стройного мужчину, одетого в самый обычный гидрокостюм, предохраняющий от холода. На голове незнакомца была застекленная маска, увенчанная тремя рожками и множеством пупырышек. По бокам, там, где под маской скрывались уши, от нее тянулись завитые, как улитки, трубочки, которые, закругляясь, пропадали у подбородка.